Скоморох в космической перспективе

«Скоморох Памфалон» по Николаю Лескову, реж. Владимир Панков, Центр драматургии и режиссуры

В спектакле Владимира Панкова «Скоморох Памфалон» герои малоизвестной прозы Николая Лескова, созданной им на основе жития о раннехристианском праведнике, устремлены к разрешению вневременных вопросов духовного порядка. История о праведном скоморохе, созданная Панковым, зримо доказывает, что театральная вечность «впусте не будет».

Скоморох, как известно, в древности был «попу не товарищ», его ремесло казалось лишь «сатане в утеху», но именно он стал воплощением истинного праведника. Имя скомороха отсылает нас к мученику Памфалону, в III веке отказавшемуся от поклонения идолам, за это и подвергнувшемуся жестоким мучениям. Это, на первый взгляд, несоответствие, мне кажется воплощением «буйства русской плоти». Театровед Сергей Дурылин в своём очерке о Лескове писал:«Вкус к падению и восстанию — лесковский вкус; не точнее ли сказать: русский вкус». Лесковская фабула — грешная и святая, противоречивая как сама возможность о праведности скомороха — в полной мере воплощается на сцене. Здесь с развратными гетерами соседствуют монахи, с Византией— современная Москва (телевизионщики, снимающие репортаж для программы «Истина в первой инстанции» и «Правда и точка»).

Пространство студий на Поварской пропитано мистериальным духом, который искал и создавал здесь когда-то Анатолий Васильев. Студия № 1, где проходит спектакль, напоминает церковное гульбище: длинное узкое помещение, выставленные вдоль стены деревянные лавки для зрителей. Приглушённое освещение, всюду аромат ладана, горят свечи, толстые белые стены и площадка на втором этаже с балюстрадой, превращённая в клирос, где актёры, облачившись в чёрные одежды, поют псалмы (консультант Елена Краснопевцева). Музыкальная основа спектакля строится на знаменном распеве, древнерусской певческой традиции, пришедшей из Византии и основанной на одногласном хоровом исполнении композиции. Музыкальному руководителю ЦДР, основателю студии SounDrama, Сергею Родюкову и Артёму Киму, руководителю первого ансамбля современной музыки в Центральной Азии Omnibus, удалось воплотить в этом спектакле безупречно выверенную строгость византийских распевов. Хоровое исполнение духовных стихов соединяет сцены спектакля, разделённые по количеству глав «старинного сказания» Лескова — двадцать девять. Распевы создают «космическую перспективу», по мысли Сергея Аверинцева, скрепляют далёкие друг другу временные пространства: Константинополь в самом начале своего становления, прозу Лескова конца XIX века и современную нам Москву. Но женский хор исполняет 35-й Псалом: «Как драгоценна милость Твоя, Боже! Сыны человеческие в тени крыл Твоих покойны» во все времена.

Традиции византийской культуры воплощены не только в звуковом, но и в визуальном ряде. Художник по свету Анна Короткова с помощью светотеневой партитуры создаёт подобие фресковой живописи на белых стенах студии. Два юных монаха в начале действия подступаются к белому пространству на стенах, но «живописать» будут не они, а с помощью них режиссёр Владимир Панков создаёт своё полотно, чёрные тени актёров становятся больше их самих, больше зрителей. И главной в этом ряду теневых образов (а значит подобий Божьих) становится профиль Игоря Николаевича Ясуловича, будто вслед за своим героем Ермием ушедшего в августе 2023 года из мира земного искать уединения.

После его смерти спектакль продолжает жить («живое всегда живым останется», говорит Памфалон), и Панков нашёл для этого самый точный и тонкий способ. Вся партитура Ермия была заблаговременно записана и сокращена. Теперь голос Ясуловича звучит из «ниоткуда», из вечности. А в финальной сцене торжества радости (все 60 артистов садятся вместе за большой стол, усыпанный яствами) на стене неожиданно появляется видеопроекция его абриса. Артисты с большой любовью и благодарностью смотрят на Ясуловича, превозмогая боль, продолжают играть спектакль, услышав впервые только голос. Записанный голос Ясуловича.

Этот спектакль можно назвать синтетическим в том глубоком смысле, в котором это понятие существует на Востоке. Спектакль соединяет в себе балаган, фарс, все стороны скоморошьей «личины» и духовный путь, поиск истинного служения Богу. Тридцать лет простоявший на столпе Ермий нашёл праведность в жизни скомороха. Скоморох Памфалон (Павел Акимкин) осуществляет свои игрища вместе с верной собакой Акрой (Анастасия Кардапольцева) и птицей Зоей (Анна Волкова), которая как истинная спутница скомороха и на ходулях может ходить в богатом доме. Для каждого случайно пришедшего человека у скомороха всегда найдётся и пища, и ночлег. Противоречивость, вернее — двуначальность русского духа воплощают и сами актёры. Павел Акимкин переполнен жизнью, молниеносные эмоциональные переключения, страстность, виртуозность физических возможностей. Полнокровная, жаждущая, но пережившая большую трагедию русская натура. Совсем иным предстаёт Игорь Ясулович. Согбенность фигуры, немногословность, почти всё действие он сидит по центру и наблюдает за творящейся жизнью. Его взгляд наполнен светом, он был будто сошедшим с фрески Феофана Грека Семионом Столпником. Ясулович был воплощением византийской исихазма, строгости, приближающей к Божественному. Он делает единственное крупное движение: поднимается вместе с Памфалоном по лестнице, ведущей в «иную обитель».

В доме у гетеры Азелы (Ксения Макарова) сюжетная реальность соединяется с реальностью нас окружающей. Здесь на празднестве собирается весь «свет» общества – вся театральная тусовка Москвы, происходит вручение «Золотой маски». Шпильки, обтягивающие золотистые платья, шампанское…

Панков вводит современность в композицию спектакля, словно делая важную заметку на полях. Памфалон разыгрывает перед императором Феодосием сцены из «Короля Лира» Шекспира. Скоморох с ужасающим русским акцентом читает английский текст, но примечательна в данном случае не эта актёрская подробность. Перед началом представления все гости проходят через металлоискатель, у которого стоят привычные нам охранники в костюмах и галстуках. Свита императора, одетая так же в современные офисные костюмы, хлопает лишь после того, как поаплодирует Феодосий, и спектакль могут спокойно прервать из-за важного звонка императору. Вот она – связь времён, которая, к трагическому сожалению, никогда не прервётся.

Столпнику Ермию незримый голос указывал на необходимость идти в Дамаск, к некому Памфалону, вот он-то и откроет ему тайну бытия. Ермий совсем не ожидал, что тем, кто будет способен приблизить его к Богу, станет богохульник-лицедей – скоморох, зарабатывающий себе на хлеб, развлекая гетер. У него была возможность бросить своё грешное занятие – однажды в доме Азелы он получил столько денег, что начал помышлять о покупке дома у ручья с пальмой и праведной жизни. Эта сцена мечтаний увенчивается дождём из зелёных купюр - со всех сторон, с балюстрады хора, из всех карманов сыпятся эти деньги. Вот оно чеховское «небо в алмазах» в беспощадно жестокой оптике XXI века. «Богатые мужи» этого города становятся простыми офисными крысами, ползающими по полу, чтобы успеть забрать больше денег (для этого они и баррикадируют мебелью выходы). Но Памфалону пришлось оставить помыслы о безгрешной жизни. Прекрасную Магну, которую он знал с юности, продали в рабство, её отдали за византийца Руфина (Александр Большаков), который попользовался её наследством и обманул. Скомороху пришлось отдать эти деньги для спасения её и её детей.

Стремление к выражению сущего через строгость воплощено и в сценографии. Максим Обрезков, частый соавтор Панкова, не изменяет данное ему пространство. Простые деревянные лестницы, свечи на балюстраде, канаты и верёвки, колокольный звон, незатейливо исходящий из труб. Здесь нельзя не вспомнит возникающий из ржавых металлических пластин храм в спектакле Анатолия Праудина «Сектор Газа», где для звонницы тоже оказывается достаточным труб. Веревками Памфалон связывает жителей Дамаска с «небом»— площадкой второго этажа, где располагается хор. Не люди - натянутые нити, ноты, которыми играет скоморох.

В абсолютной тишине на Памфалона вдруг нисходит озарение: «Ты - творец», — говорит он каждому сидящему в зале. «А я – тварь», — продолжает он. Павел Акимкин в роли Памфалона совершает подвиг осознания, соотношения себя с Божественным. Внешний уход скомороха от Бога оборачивается истиной верой, вверенностью Его силе. Отрицание как способ полного принятия. Смирение и ежедневный подвиг во имя Человека. Этому и учит Памфалон Ермия.

6 часов действия. 3 ряда деревянных скамеек по 28 мест. 84 зрителя. 60 создателей спектакля. Человек попадает в сакральное пространство Театра. Спектакль требует большой душевной работы. Выдержать столь долгое действие совсем не просто. Сюжетно историю Лескова можно рассказать в два, а то и в три раза быстрее. Но для Панкова важна не только итоговая мысль, с который зритель выйдет из театра и продолжит жить свою жизнь, но сам процесс. Путь, который совершает человек, стремясь постичь нечто, выходящее за пределы материального мира. Этот путь требует смелости и душевных затрат.

Фото Георгия Таки.

Анастасия Мокшанихина — студентка театроведческого факультета ГИТИСа.